Кто контролирует морское дно — тот может выключить полмира, и это не метафора
NewsMakerПока вы спите, невидимая война разворачивается под водой — за кабели, энергетику и цифровую стабильность.
На дне океана — новая линия фронта. Страны Европы, а также участники так называемого «Квада» — США, Австралия, Япония и Индия — спешно наращивают морское присутствие: запускают подводные дроны, усиливают слежение и развёртывают роботизированные системы, чтобы защитить то, что раньше вообще не воспринималось как военный объект — подводные кабели, трубопроводы и терминалы. Эти скрытые от глаз коммуникации обеспечивают связь, энергетику и безопасность, и сегодня их всё чаще рассматривают как уязвимую точку в возможном конфликте с государствами вроде России и Китая.
Эта инфраструктура незаметна, но она — критична. Через неё проходят интернет, финансовые транзакции, разведданные и управление государственными системами. По сути, всё, что обеспечивает цифровую и физическую устойчивость общества. При этом повреждения — уже не абстракция. В Балтийском море за последний год произошло несколько «случайных» инцидентов рядом с кабелями и газопроводами. Россия — главный подозреваемый, но прямых доказательств часто нет: государственные суда могут «случайно» зависнуть над точкой кабеля, а потом исчезнуть. В одном из таких случаев в 2024 году якобы российский танкер повредил кабели Estlink 2 в Финском заливе. Финские власти допросили команду, но предъявить обвинения не смогли — доказательства оказались недостаточными.
Ответом стали конкретные действия. Германия, при поддержке НАТО, отправила в Балтику подводный беспилотник Blue Whale длиной 11 метров — первый зафиксированный шаг к защите подводной инфраструктуры от диверсий. Британский флот не отстаёт: недавно представили подводного робота, способного работать глубже и дольше человека. Его задача — находить и обезвреживать взрывные устройства под водой. Похожую технику вывела на воду Дания — два беспилотных надводных судна начали патрулирование Балтийского моря.
Но технологии — только половина истории. Главный вызов — в самом характере подводной инфраструктуры. Кабели тянутся через международные воды, принадлежат частным компаниям, и во многих случаях их даже невозможно отслеживать в реальном времени. Повреждения зачастую обнаруживаются постфактум. Как отметил бывший офицер АНБ Дэйв Венейбл, даже если разрыв и произошёл, доказать вину государства сложно. Это может быть якорь, техническая неисправность или автоматический подводный аппарат (AUV), управляемый враждебным актором. А если за этим стоит государство — любое обвинение грозит дипломатическим кризисом.
По данным Cybernews, от 150 до 200 подводных кабелей повреждаются ежегодно. Большинство — по бытовым причинам: рыболовные сети, якоря, даже акулы. Но всё чаще возникает подозрение на саботаж. По словам Ника Адамса , главы стартапа 0rcus, специализирующегося на угрозах со стороны государств, «на подводном дне атакующему достаточно нескольких минут, чтобы запустить месяцы хаоса». Он говорит о массовых сбоях в работе платформ, утечках государственных секретов, остановках портов и больниц — и таких сценариев не исключает никто.
И хотя Европа и «Квад» действуют, они сталкиваются с тремя ключевыми проблемами. Во-первых, инфраструктура исторически не проектировалась с расчётом на защиту — она уязвима и не мониторится постоянно. Во-вторых, ответственность за кабели размыта между странами, компаниями и ведомствами. В отличие от Индо-Тихоокеанского региона, где, например, Сингапур вшивает кабельную инфраструктуру в оборонное планирование, Европа полагается на разрозненные частные и государственные системы с разным уровнем готовности. И в-третьих, невозможно быстро реагировать: даже обнаружив повреждение, отправить ремонтную миссию — это вопрос дней или недель.
Особый вызов — то, что практически все подводные кабели принадлежат частным корпорациям. Google, Microsoft, Orange, BT и другие прокладывают и обслуживают сети. А вот последствия — общественные. Когда в 2022 году в британских Шетландских островах оборвался кабель, архипелаг остался без связи больше чем на сутки. Никакого резерва или аварийного плана между операторами и правительством не было. В отличие от этого — пример Норвегии. Там Telenor совместно с военными установили систему мониторинга возле прибрежных кабельных терминалов. Когда связь с Шпицбергеном в 2022 году была прервана, реакция последовала в течение часов.
Вывод прост: государства должны начать рассматривать морское дно как часть своей национальной территории. Это не просто инфраструктура — это стратегический актив. По мнению Адамса, защита должна включать в себя патрулирование, глубоководные сенсоры, аварийные бригады и тесное сотрудничество с бизнесом. И хотя это звучит как футуризм, альтернатива — игнорировать проблему, пока не будет слишком поздно.
Венейбл уверен: «Да, кабели в частных руках. Но последствия их повреждения — абсолютно государственные. Здесь не может быть разделения — только совместная ответственность».
И если раньше угрозу можно было измерить глубиной пролегания кабеля, то сегодня она определяется геополитикой. И похоже, что следующая большая война — если и случится — может начаться не в небе и не в киберпространстве. А на глубине двух километров под водой.
На дне океана — новая линия фронта. Страны Европы, а также участники так называемого «Квада» — США, Австралия, Япония и Индия — спешно наращивают морское присутствие: запускают подводные дроны, усиливают слежение и развёртывают роботизированные системы, чтобы защитить то, что раньше вообще не воспринималось как военный объект — подводные кабели, трубопроводы и терминалы. Эти скрытые от глаз коммуникации обеспечивают связь, энергетику и безопасность, и сегодня их всё чаще рассматривают как уязвимую точку в возможном конфликте с государствами вроде России и Китая.
Эта инфраструктура незаметна, но она — критична. Через неё проходят интернет, финансовые транзакции, разведданные и управление государственными системами. По сути, всё, что обеспечивает цифровую и физическую устойчивость общества. При этом повреждения — уже не абстракция. В Балтийском море за последний год произошло несколько «случайных» инцидентов рядом с кабелями и газопроводами. Россия — главный подозреваемый, но прямых доказательств часто нет: государственные суда могут «случайно» зависнуть над точкой кабеля, а потом исчезнуть. В одном из таких случаев в 2024 году якобы российский танкер повредил кабели Estlink 2 в Финском заливе. Финские власти допросили команду, но предъявить обвинения не смогли — доказательства оказались недостаточными.
Ответом стали конкретные действия. Германия, при поддержке НАТО, отправила в Балтику подводный беспилотник Blue Whale длиной 11 метров — первый зафиксированный шаг к защите подводной инфраструктуры от диверсий. Британский флот не отстаёт: недавно представили подводного робота, способного работать глубже и дольше человека. Его задача — находить и обезвреживать взрывные устройства под водой. Похожую технику вывела на воду Дания — два беспилотных надводных судна начали патрулирование Балтийского моря.
Но технологии — только половина истории. Главный вызов — в самом характере подводной инфраструктуры. Кабели тянутся через международные воды, принадлежат частным компаниям, и во многих случаях их даже невозможно отслеживать в реальном времени. Повреждения зачастую обнаруживаются постфактум. Как отметил бывший офицер АНБ Дэйв Венейбл, даже если разрыв и произошёл, доказать вину государства сложно. Это может быть якорь, техническая неисправность или автоматический подводный аппарат (AUV), управляемый враждебным актором. А если за этим стоит государство — любое обвинение грозит дипломатическим кризисом.
По данным Cybernews, от 150 до 200 подводных кабелей повреждаются ежегодно. Большинство — по бытовым причинам: рыболовные сети, якоря, даже акулы. Но всё чаще возникает подозрение на саботаж. По словам Ника Адамса , главы стартапа 0rcus, специализирующегося на угрозах со стороны государств, «на подводном дне атакующему достаточно нескольких минут, чтобы запустить месяцы хаоса». Он говорит о массовых сбоях в работе платформ, утечках государственных секретов, остановках портов и больниц — и таких сценариев не исключает никто.
И хотя Европа и «Квад» действуют, они сталкиваются с тремя ключевыми проблемами. Во-первых, инфраструктура исторически не проектировалась с расчётом на защиту — она уязвима и не мониторится постоянно. Во-вторых, ответственность за кабели размыта между странами, компаниями и ведомствами. В отличие от Индо-Тихоокеанского региона, где, например, Сингапур вшивает кабельную инфраструктуру в оборонное планирование, Европа полагается на разрозненные частные и государственные системы с разным уровнем готовности. И в-третьих, невозможно быстро реагировать: даже обнаружив повреждение, отправить ремонтную миссию — это вопрос дней или недель.
Особый вызов — то, что практически все подводные кабели принадлежат частным корпорациям. Google, Microsoft, Orange, BT и другие прокладывают и обслуживают сети. А вот последствия — общественные. Когда в 2022 году в британских Шетландских островах оборвался кабель, архипелаг остался без связи больше чем на сутки. Никакого резерва или аварийного плана между операторами и правительством не было. В отличие от этого — пример Норвегии. Там Telenor совместно с военными установили систему мониторинга возле прибрежных кабельных терминалов. Когда связь с Шпицбергеном в 2022 году была прервана, реакция последовала в течение часов.
Вывод прост: государства должны начать рассматривать морское дно как часть своей национальной территории. Это не просто инфраструктура — это стратегический актив. По мнению Адамса, защита должна включать в себя патрулирование, глубоководные сенсоры, аварийные бригады и тесное сотрудничество с бизнесом. И хотя это звучит как футуризм, альтернатива — игнорировать проблему, пока не будет слишком поздно.
Венейбл уверен: «Да, кабели в частных руках. Но последствия их повреждения — абсолютно государственные. Здесь не может быть разделения — только совместная ответственность».
И если раньше угрозу можно было измерить глубиной пролегания кабеля, то сегодня она определяется геополитикой. И похоже, что следующая большая война — если и случится — может начаться не в небе и не в киберпространстве. А на глубине двух километров под водой.